Ни свет, ни заря, еще со свечкой ходят, а уже топятся в доме печи, жарко трещат дрова, — трескучий мороз, должно быть. В сильный мороз березовые дрова весело трещат, а когда разгорятся — начинают гудеть и петь. Я сижу в кроватке и смотрю из-под одеяла, будто из теплой норки, как весело полыхает печка, скачут и убегают тени и таращатся огненные маски — хитрая лисья морда и румяная харя, которую не любит Горкин. Прошли Святки, и рядиться в маски теперь грешно, а то может и прирасти, и не отдерешь вовеки. Занавески отдернуты, чтобы отходили окна. Стекла совсем замерзли, стали молочные, снег нарос, — можно соскребывать ноготком и есть. Грохаются дрова в передней, все подваливают топить. Дворник радостно говорит — сипит: «во, прихватило-то… не дыхнешь». Слышу — отец кричит, голос такой веселый: «жарчей нажаривай, под тридцать градусов подкатило!» Всем весело, что такой мороз....

В комнате полный свет. На стеклах снежок оттаял, елочки ледяные видно, — искрятся розовым, потом загораются огнем и блещут. За Барминихиным садом в снежном тумане-инее, громадное огненное солнце висит на сучьях. Оба окна горят. Горкин лезет по лесенке закрывать трубу, и весело мне смотреть, как стоит он в окне на печке — в огненном отражении от солнца....

Мороз, говорят, поотпускает. Я сколупываю со стекол льдинки. Все запушило инеем. Бревна сараев и амбара совсем седые. Вбитые костыли и гвозди, петли творил, и скобы кажутся мне из снега. Бельевые веревки запушились, и все-то ярко — и снежная ветка на скворешне, и даже паутинка в дыре сарая — будто из снежных ниток. 

Невысокое солнце светит на лесенку амбара, по которой взбегают плотники. Вытаскивают «ердань», — балясины и шатер с крестями, — и валят в сани, везти на Москва-реку. Все в толстых полушубках, прыгают в валенках, шлепают рукавицами с мороза, сдирают с усов сосульки. И через стекла слышно, как хлопают гулко доски, скрипит снежком. Из конюшни клубится пар, — Антипушка ведет на цепи Бушуя. Василь-Василич бегает налегке, даже без варежек, — мороза не боится! Лицо, как огонь, — кровь такая, горячая. Может быть, исхитрится завтра, одолеет Ледовика?.. 

В доме курят «монашками», для духа: сочельник, а все поросенком пахнет. В передней — граненый кувшин, крещенский: пойдут за святой водой. Прошлогоднюю воду в колодец выльют, — чистая, как слеза! Лежит на салфетке свечка, повязанная ленточкой-пометкой: будет гореть у святой купели, и ее принесут домой. Свечка эта — крещенская. 

Мы не можем до конца осознать свое содержание, поэтому часто пылимся на полке в надежде на то, что наша обложка привлечёт нужного читателя. хотим, чтобы он был добросовестным и бережно относился к нам, поэтому боимся, что наш внутренний мир может оказаться недостаточно интересным, чтобы заслужить такого обращения. 
и, если повезет, однажды кто-то прочтет нас вслух: громко с расстановкой пройдется по самым важным моментам, не замечая потёртый корешок или отсутствие некоторых страниц. закроет нас за закладку и будет весь день думать о том, как бы побыстрее вернуться к чтению и ощутить теплый переплет любимой книги в руках. 
возможно, многие из нас так и не поймут, что изначально на наших страницах было пусто, а сами истории появлялись постепенно. мы — лишь отражение тех, кто берет нас в руки. и всю жизнь мы ждем, когда, наконец, сюжет читателя совпадет с нашим жанром. тогда нас заполнит идеальная история. 
но реальность такова, что читатели чаще дерутся за бестселлеры, чьи истории уже дописаны. поэтому, чувствуя одиночество, многим из нас необходимо покидать свою уютную полку, чтобы стать внимательным читателем для других потерянных книг…

https://www.youtube.com/watch?v=x1wT5o0CHug

История Августа Ландмессера — человека с фотографии, не поднявшего руку в нацистском приветствии. 

Многие из вас наверняка видели на просторах интернета знаменитую фотографию 1936 года, где изображен скрестивший на груди руки рабочий, отказавшийся поднять руку в нацистском приветствии. Этим рабочим был Август Ландмессер. Мы расскажем, почему он это сделал и что случилось потом. 

Летом 1936 года в Гамбурге было торжественно спущено на воду последнее парусное судно на верфи «Blohm + Voss». 295-футовый военно-морской учебный корабль «Хорст Вессель» был назван в честь нацистского активиста, убитого в 1930 году во время частного спора членом Коммунистической партии Германии. 

Смерть Хорста Весселя была активно политизирована и использовалась в нацистской пропаганде, объявившей его настоящим мучеником. Он был ранен в голову на пороге своей квартиры Альбрехтом Хёлером, активистом Коммунистической партии Германии. Вессель отказался от первой медицинской помощи, так как врач был евреем, и умер через месяц от заражения крови. 

На церемонии спуска корабля присутствовал и Адольф Гитлер. Мать Весселя, согласно традиции, разбила о судно бутылку шампанского, а собравшиеся на торжественном мероприятии рабочие и прохожие с энтузиазмом отдали салют. Лишь один человек не присоединился ко всем, демонстративно скрестив руки на груди. 

Тогда Августу Ландмессеру было 26 лет. Он вступил в нацистскую партию в 1931 году в надежде найти работу, но через четыре года был исключен из НСДАП, когда обручился с еврейкой Ирмой Эклер. 

В 1935 году у них родилась дочь Ингрид. Во время попытки перебраться в Данию в 1937 году их задержали, а Августа обвинили в осквернении расы. Его оправдали после того, как он сумел убедить суд, что якобы не знал о том, что жена была еврейкой. Мужчину отпустили с условием, что в случае продолжения связей с собственной женой он будет приговорен к каторжным работам. Через несколько месяцев Августа снова арестовали и отправили в лагерь «Бёргермоор». 

Через три дня Ирму Эклер арестовали. Мать двоих детей была доставлена в тюрьму «Фульсбюттель», оттуда ее перевели в концлагерь «Ораниенбург», затем в женский концлагерь «Лихтенбург» и, в конце концов, в женский концлагерь «Равенсбрюк». В начале 1942 года она и еще 14 000 узников погибли в газовой камере. 

19 января 1941 года Август Ландмессер был освобожден. Он стал работать в варнемюндском филиале транспортного предприятия «Пюст». В феврале 1944 года он был призван в штрафбат и пропал без вести во время боевых действий в Хорватии. Возможно, он был убит 17 октября 1944 года близ Стона. В 1949 году районный суд Ростока объявил его погибшим с датой смерти 1 августа 1949 года. 

Дети — Ингрид и Ирена — попали в городской сиротский дом. Старшую девочку смогла забрать бабушка по материнской линии, которая умерла в 1953 году, а младшая оставалась в приюте, пока ее не взяла приемная семья. 

В 1991 году Ирена Эклер увидела снимок в газете и узнала в этом человеке своего отца — Августа Ландмессера. Скорее всего, такими действиями он выражал несогласие с расовой политикой Третьего рейха, из-за которой не мог жениться на ее матери. 

Летом 1951 года брак Августа Ландмессера и Ирмы Эклер был признан сенатом Гамбурга. Осенью того же года Ингрид и Ирена получили фамилию своего отца. Однако Ирена и дальше использовала фамилию матери.

Телесные шрамы есть ничто иное, как напоминание собственной глупости и интеллектуальной недовершённости. Значит ли это что наша степень эволюции не способна в априори созреть, достичь того ветка развитости, когда будет способна предугадывать собственные ошибки попросту не совершая их? Ведь это и есть первая ступень к утопии. 
Возможно ли тогда сделать весьма удручающий вывод: особь нашего вида уже никогда не достигнет больших пределов тех способностей до которых мы уже дошли. И дело это, совсем совсем никоим образом не касается развитости (при чём на колоссальных скоростях) современных технологий. Это есть неосознанное (а может и наоборот) движение именно к той первой ступени, к тому порогу за которым нас ждёт неизведанная ещё система устройства мира.
Только достигнув этой ступени человек (и к тому времени, вероятнее всего уже не Homo sapiens) наконец сможет в ответ протянуть руку вселенной наслаждаясь первым официальным знакомством. 
И если на хватит ума и самообладания отвергнув алчность и равнодушие к будущему, не нарушить теперешний баланс жизни на нашей планете новыми мировыми и как следствие катастрофичными войнами, отбрасывающими нас же на добрых пару-тройку веков назад от заветной утопии, то человечество сможет сократить отрезок эволюции до пятидесяти лет, ознаменовав тем самым XXI век, веком новой эры человека во имя ответов вселенского масштаба.

Пока заваривается чай с бергамотом, сделаю-ка я несколько, наверное самых коротких в истории, обзоров на новоиспечённые киноленты. Хочется заметить, сколько шлака выпускают в последнее время. Я много смотрю фильмов, правда много, но отыскать достойный… Выходит очень и очень редко. Ну, например: «Бегущий по лезвию», как его раскручивали, а смотреть там не на что, одна монтажная шелуха; «Снеговик» — не смотрите этот детектив, триллер или вообще что это за нудятина, просто кошмар; «Тайна 7 сестёр», ну, тут и фильмец посредственный и актриса, она же главная героиня, так же как и вся съёмочная команда не блещет талантом. «Геошторм» — настолько всё очевидно и сосано-пересосано, если б не Джерард Батлер… Да просто не интересно, все это мы всё видели и не раз в голливудском ширпотребе. «Атлантида» — более-менее. Но только вот при чём тут Атлантида я так и не понял, хотя людям влюблённым в стиль отрешённости с элементами фантастики посмотреть стоит. «За пропастью во ржи» — Не смотря на критические оценки, фильм интересный и правдиво драматичный. Очень было увлекательно ближе познакомиться с самим Сэлинджером и началом его творческого и жизненного пути 9\10. «Движение верх» — научились наши снимать, что не говори. Твёрдая десятка! Молодцы. Особенно рекомендую этот фильм молодому поколению, пусть во-первых знают что такой спорт существует, а во-вторых, что он не плохо существовал в нашем героическом, спортивном прошлом. Фильм правда классный. Пока всё что вспомнил из нового. 
Сейчас буду смотреть «Жена смотрители зоопарка», надеюсь на лучшее (комментарии и рейтинг уже положительно обнадёжили).

Нет, друзья ну это надо такое? Какая-то проклятая закономерность в моей жизни. Третий год подряд и именно под праздник я обзавёлся гриппом. Мать его 37 и 7 температура и бошка… Будто бы с бадуна ей богу. Третий год подряд. Вот тебе и праздник. Не знаю успею ли очухаться за оставшиеся два дня или нет. Обидно. Либо мой организм сам по себе отвергает этот праздник в принципе либо действительно кто-то сглазил. Вот и остаётся мне снова на 31-е число: градусник, горсть таблеток и чай с малиной. Ни тебе коньячку с лимончиком, ни шумной и весёлой компании, ни игристого шампанского которого я без того не особо люблю. 
Во всём виноваты комунальщики. На улице резко потеплело, и эти идиоты так же резко снизили градус в отопительных батареях. А то что дома холодные, никого не заботит. Козлы. Буду во всех грехах теперь обвинять конкретно их, всё равно больше некого. Короче говоря, с наступающим Жарким Новым годом!

И мы, сохранившие веру в будущее, будем снова и снова выдвигать древнее требование: «Не убий». Даже если законоуложения всего мира когда-нибудь запретят убийство (включая убийство на войне и убийство руками палача), это требование никогда не утратит силу. Ибо оно — основополагающее требование всякого прогресса, всякого становления человека. Мы убиваем так много! Убиваем не только в дурацких сражениях, в глупых уличных перестрелках во время революций, с помощью нелепых казней — мы убиваем на каждом шагу. Убиваем, когда вынуждаем молодых людей выбирать профессии, которые не соответствуют их внутреннему складу. Убиваем, когда закрываем глаза на нищету, нужду, пороки. Убиваем, когда удобства ради спокойно взираем на отжившие учреждения общества, государства, школы, религии и лицемерно выражаем им своё одобрение, вместо того чтобы решительно от них отвернуться. Как для последовательного социалиста собственность есть кража, так для последовательного приверженца нашей веры всякое непризнание жизни, всякая жестокость, всякое равнодушие и всякое презрение суть не что иное, как убийство. Убивать можно не только настоящее, но и будущее. Малая толика язвительного скепсиса в состоянии убить в молодом человеке массу будущего. Повсюду притаилась жизнь, повсюду расцветает будущее, но мы почти не замечаем этого и многое постоянно топчем ногами. Мы убиваем на каждом шагу.

Перед каждым из нас стоит лишь одна задача, если иметь в виду развитие человечества. Не в том наша с тобой задача, собрат, чтобы продвинуть человечество хотя бы немножко вперёд, чтобы усовершенствовать какое-то отдельное учреждение или упразднить какой-то способ убийства, какой бы прекрасной и достойной похвалы эта задача ни была. А задача наша вот в чём: внутри своей собственной, неповторимой, личной жизни сделать шаг вперёд по пути от животного к человеку.

Герман Гессе

Нет, ну, это просто невероятно. На термометре +7, через несколько дней всеми так любимый праздник, а зимой даже и не пахнет. При чём в прямом смысле. Наверняка каждый из знает запах подходящего мороза, и каждому он приятен и вкусен, а у нас, мать его, весна! Вот хоть убейте, весна! И кроме пасмурности нет ровным счётом ничего. Просыпаешь — темно, днём — темно, спать ложишься — темно. Будто бы под землёй живёшь. И настроение примерно где-то на том же уровне. А хочется? А хочется, Александра Сергеевича, мороз и солнце — днём примерно вот такое ночью...

Даже включённая ныне ёлка не спасает и не пророчит даже частичку того новогоднего настроения в которое мы все так влюблены.